Несколько слов о труде рейхсканцлера эпохи роковых событий

В 1925 году в Государственном издательстве в переводе профессора В. Н. Дьякова вышла работа рейхсканцлера Германии Т. фон Бетмана-Гольвега Мысли о мировой войне (германский оригинал: Ч. 1-я - 1919 г. и Ч. 2-я – 1921 г.): Бетман-Гольвег Т. Мысли о войне. М.-Л.: Государственное издательство, 1925.

Титульный лист переведенного на русский язык труда Т. Бетмана-Гольвега Мысли о мировой войне. М.-Л., 1925.

Первая часть книги излагает историю канцлерства Бетмана и происхождение Первой мировой войны. Вторая часть посвящена различным вопросам внутренней и внешней политики в Германии во время войны.

Автор стремится снять с себя и с Германии любую ответственность за развязывание войны, утверждая, что она была вызвана сознательной агрессивной политикой России, нашедшей поддержку у Англии. Во время же войны ответственность за политические ошибки возлагается им на германское Верховное командование, т. к. политическое руководство было всецело подчинено военному, да и любой политический вопрос в самый ответственный момент превращался в вопрос военный. В этих рассуждениях (особенно в 1-й части труда) простота аргументации автора доходит иногда до наивности. Он оперирует отдельными действиями и заявлениями ответственных лиц Антанты, доказывающими предвидение ими грядущей войны и подготовку к ней, причем отдельные факты большей частью заимствованы вне их реальной связи с общей обстановкой, сложившейся для каждого отдельно взятого политического момента.

Книга бывшего рейхсканцлера представляет собой апологию его политики, но, пожалуй, трудно найти другой пример, когда апология являлась бы таким ярким обвинительным актом как против самого автора, так и против всей группы политических лидеров Германии. Интерес этой работы заключается, прежде всего, в том, что она как в зеркале отражает политическую психологию руководящих кругов Второго Рейха - благодаря доходящему иногда до простодушия чистосердечия автора, человека далеко не гениального, однако добросовестного и правдивого. Кажется просто поразительным, что рейхсканцлер, уже с 1909 г. видевший полное окружение Германии врагами, столь легко примирился с неудачей своей попытки разорвать враждебное кольцо путем достижения соглашения с Англией, в позиции которой сам же усматривал ключ от сложившегося международного положения. Аналогичным образом и во время войны он едва ли не с самого начала предвидит конечную катастрофу, но не пытается не только предотвратить ее каким-либо серьезным актом, но и предупредить о ней решительным заявлением.

Страх - вот кто был главным советником и руководителем рейхсканцлера, да и не его одного среди высших ответственных лиц Германии. Этот страх нередко прикрывался нарочитым выставлением напоказ своего величия и мощи. Воинственные заявления кайзера, искреннее миролюбие которого Бетман отстаивает горячо и убежденно, подсказаны ему исключительно желанием поддержать бодрость духа в собственном народе. Вся политика - и до и во время войны, - внушена опасением: как бы противники не заподозрили Германию в слабости. Поэтому Бетман осуждает критику внутригосударственных отношений со стороны политических партий Германии, т. к. за рубежом она якобы формирует представление о слабости империи. Тот же страх за будущее Австро-Венгрии внушает рейхсканцлеру мысль о необходимости поддержать истерическую выходку державы-союзницы против Сербии. И когда конфликт с Сербией превратился в конфликт с Антантой, страх уронить свой престиж снова помешал Германии взять обратно свой не вовремя брошенный вызов.

Во время самой войны тем же страхом обнаружить свою слабость объясняется как нарочитое внушение народу преувеличенного представления о собственных успехах, так и нежелание, при прощупывании политической почвы для мира, предложить Антанте приемлемые условия последнего. На что же рассчитывал Бетман, если и до войны и во время нее, вопреки как будто блестящему фасаду, он видел неудачи и даже катастрофическое положение Германии? В своей книге он сетует о материалистических тенденциях эпохи и своей страны, о культе внешней и грубой силы, в которых даже склонен видеть источник рокового исхода событий. Но эти заключения сделаны уже постфактум. В свое же время он, если и не разделял иллюзий своей среды, то (что, пожалуй, еще хуже) предоставлял идущие процессы во власть слепого течения событий, позволяя другим реализовывать политику вызывающих поз и внешнего престижа, довольствуясь частичными успехами «от случая к случаю». В его глазах это значило - стоять над партиями и реализовывать «политику диагонали».

В конечном счете Бетман стремится оправдать себя тем, что главные факторы, вызвавшие войну, были независимы от его воли, являлись чем-то объективно данным. Но перед лицом любой отдельно взятой личности все факты, существующие в мире, являются независимыми. Задача политики в том и заключается, чтобы попытаться подчинить их своей воле, просчитав нужные средства и пути к достижению искомой цели.

Бетман жалуется, что в основе грандиозного экономического размаха развития его родины не лежало идеи или идеала, которые имели бы мировые значение и ценность. Однако неизвестно - с точки зрения какого собственного идеала делает Бетман упрек своей стране. Его вина в том (если здесь вообще может идти речь о вине), что он не нашел такого идеала, чтобы противопоставить его хаосу материальных интересов и низменных инстинктов, гнавших его родину по пути, в конце которого сам он (если говорил правду) предчувствовал возможность катастрофы.

Но его несомненное заблуждение состояло в том, что и после катастрофы он продолжал считать свою политику диагонали и престижа единственно возможной и правильной для текущей эпохи. А лидеры Германии начала 20-го века не управляли в полной мере событиями, зачастую покорно тащившись в их хвосте.