Из истории зверств германо-австрийской военщины в годы Первой мировой. Ч. 1. Отрезанные уши

Устоялось мнение, что Первая мировая война – последняя, в которой противники сражались «в белых перчатках». Да, отдельные рыцарские традиции и проявления человечности в ней встречались – и мы писали о некоторых подобных эпизодах (По законам чести). Но, с другой стороны, она принесла неслыханные зверства – как по отношению к мирному населению, так и военнослужащим. Зверства практиковались как на Западном, так и на Восточном фронтах. Многие из них были зафиксированы документально.

Не отставали и австрийцы.

Мы хотим рассмотреть зверства австро-германских войск на Русском фронте Первой мировой войны. Пусть они еще и не носят настолько тотальный характер, как во Вторую мировую войну, но также достаточно показательны. В данной статье мы не будем рассматривать применение новых видов оружия, причиняющего страдания (разрывные пули, удушливые газы) или бомбардировки госпиталей, санитарных поездов и пароходов, а также злодеяния против мирного населения и в лагерях военнопленных – посвятив этому следующие статьи цикла.

Мы рассмотрим зверства германских и австро-венгерских войск против российских военнослужащих, оказавшихся в руках противника на поле боя - т. е. в период, предполагавший 3 выхода: смерть, бегство или отправку в лагерь военнопленных.

Источниками для статьи послужили документы, материалы Чрезвычайной следственной комиссии и данные печати эпохи Великой войны.

Отметим, что отношение к своим противникам исторически у русского солдата и его оппонентов всегда было различным. Так, в ходе Семилетней войне 1756 - 1763 г.г. разница в моральном состоянии русской и прусской армий была огромной. И. Архенгольц писал о том, как пруссаки после одного из сражений многих тяжело раненных русских солдат, оставленных на поле боя, закопали вместе с мертвыми – заживо. В то время как даже легко раненные русские воины не только на себе выносили тяжело раненных солдат противника, но и отдавали им свои хлеб и воду – в чем сами тогда остро нуждались.

От части русских солдат и офицеров, в ходе боев Первой мировой попавших в руки противника, требовалась информация. Каким образом пытались ее получить?

Так, от пехотного ефрейтора Василия Водяного, захваченного в плен германцами, унтер-офицер противника потребовал сообщить сведения о расположении штаба и численности противостоящей русской пехоты. После отказа ефрейтора сообщить эти сведения, унтер-офицер вытащил кинжал и отрезал В. Водяному вначале мочку левого уха, а затем верхний край правого уха. После этого германец сжал руками горло ефрейтора – и последний потерял сознание. Очнувшись от продолжавшегося несколько часов обморока, В. Водяной понял, что у него вырезали язык.

Аналогично резали уши и Порфирию Панасюку. Правда, в данном случае палачами были не нижние чины, а офицеры. Документ зафиксировал, что группа численностью около 10 офицеров стала допрашивать П. Панасюка о дислокации русских соединений. Причем ему было обещано вознаграждение. После отказа пленного отвечать на вопросы, один из офицеров принес небольшие ножницы – и с их помощью офицер, который непосредственно вел допрос, отрезал у П. Панасюка мочку правого уха. После того как и после этого П. Панасюк не сообщил необходимых сведений, у него были вырезаны один, а затем еще два куска все того же правого уха - выше мочки. Затем офицер схватил П. Панасюка за нос (с такой силой, что искривил нос) и ударил допрашиваемого в лицо.

Допрашиваемого казака Ивана Пичуева подвешивали за руки и за ноги - вниз головой. А затем германские офицер и рядовые отрезали казаку верхнюю часть левого уха, подрезали ухо и вырезали на бедре 4 продольные полосы - в виде лампаса. И. Пичуев прошел освидетельствование врачами русского Красного Креста.

Такие способы получения информации со стороны австро-германских «ухорезов» – отнюдь не исключение, о чем свидетельствует случай с Алексеем Макухой. Теперь в экзекуции участвовали австрийские офицеры: когда Макуха отказался отвечать на вопросы, его повалили ничком на землю и вывернули за спину руки. Затем один офицер сел на А. Макуху, а второй, повернув ему назад голову, с помощью штыка-кинжала раскрыл рот, рукой вытянул язык и дважды резнул последний этим кинжалом. Затем окровавленного А. Макуху повели к австрийским окопам. Но по дороге, воспользовавшись тем, что его мучители начали закуривать, А. Макуха бежал. После этой пытки А. Макуха фактически утратил способность нормально глотать пищу и говорить. Были установлены резаные глубокие раны языка и тяжелые ушибы гортани. Говорить он мог теперь только шепотом.

Попал в руки германцев и канонир Семен Пилюгин. Офицер начал расспрашивать пленного о количестве имеющихся в войсках снарядов. С. Пилюгин заявил, что подробности говорить не будет (не дозволяет присяга), но снарядов в целом достаточно - для того, чтобы бить супостата. Рассердившийся германец ударил артиллериста, заявив что его длинный язык следует укоротить. И когда С. Пилюгин пообещал, что даже если прибудет 25 германских корпусов, то они и в течение 25 лет не сумеют подсчитать, сколько в России войск, началась пытка. По приказу офицера немецкий солдат при помощи палки раскрыл Пилюгину рот, а офицер какими-то щипчиками вытянул наружу язык С. Пилюгина. В итоге, конец языка был отрезан. С. Пилюгину также удалось потом бежать и сообщить о своих мучениях.

Другому мученику, рядовому Анпилогову, также во время допроса отрубили пальцы на ноге.

Иногда истязания проводились и без определенной цели. Причем не имело значения кто истязаемый – офицер или солдат. В ноябре 1914 г. во время боя у Ловича был ранен и контужен подпоручик Алексей Неклюков – и захвачен немецким разъездом. Его повели в тыл, а когда подпоручик от слабости упал – его начали избивать. Затем немец снял с раненой ноги офицера сапог, сорвав повязку, и начал резать ногу - поперек раны. Когда от сильной боли офицер стал метаться, немец ухватил его мизинец и, засунув под ноготь тонкий металлический предмет, оторвал полногтя. Придя в себя, А. Неклюков увидел, что ногти на всех пальцах рук вырваны.

Другой документ содержит следующие строки: «Доношу, что 26-го апреля сего года в дер. Верши был доставлен казак 5-й особой Донской казачьей запасной сотни отряда генерала Потапова – Федор Цепин, 38 лет от роду, раненый и, уже после ранения, изувеченный немцами при следующих обстоятельствах. 18 апреля сего года, в 8 - 10 верстах от дер. Верши, ночью, германцы внезапно напали на деревню, названия которой казак Цепин не помнит. Находясь в дозоре, Цепин закричал: «немцы, немцы», но при этом был ранен пулей и упал на землю. Немедленно к нему приблизилось несколько нижних чинов противника, которые начали его, уже раненого, избивать ногами и прикладами, а затем каким-то острым орудием, но не шашкой, перерезали ему горло и бросили. От кровопотери он потерял сознание. Когда он очнулся, неприятель был уже отброшен, и ему подавали помощь наши санитары. Показания он дает письменно, так как говорить совершенно не может, вследствие перереза дыхательного горла и передней стенки пищевода. Главный врач коллежский советник Оат. Старший ординатор доктор медицины Элиасберг».

Все вышеизложенное было включено в рапорт Главного врача лазарета № 1 38-й пехотной дивизии.

Казак позднее скончался от зверски нанесенных ему ран - в одном из военно-лечебных заведений, в котором долго страдал.

Необходимо отметить, что вышеуказанным лицам удалось вновь попасть к своим – как, например, Макухе, Панасюку, Водяному, сумевшим бежать от палачей. Но сколько аналогичных случаев остались неизвестны в силу того, что пытаемые остались в руках австро-германцев?

Многих попавших в руки противника русских воинов ждал еще более страшный конец. Не довольствуясь пытками для того чтобы узнать военные секреты, немцы и австрийцы сплошь и рядом мучили и убивали русских воинов без определенной цели – в воздаяние за храбрость последних. Ведь ничем иным, как местью нельзя объяснить случай отравления плененного русского офицера. Немцы положили раненого в крестьянской избе на пол и стали пересмеиваться между собой. Потом к пленному подошел врач, несмотря на сопротивление раненного, всыпал ему в рот белый порошок – и через 20 минут отравленный скончался в страшных мучениях. Труп был выброшен за забор, и русские войска, вступив в деревню, похоронили труп, установив факт отравления.

Другой очевидец вспоминал:

В комнату входит вестовой и мнется:

- Ваше высокоблагородие. Дозвольте доложить... Привезли солдата без живота и без... и он сконфуженно умолкает.

- И без чего? Ну!?

Вестовой молчит еще некоторое время, и потом … по своему докладывает о том, «без чего» привезли несчастного нижнего чина.

Посреди двора, несколько правее линии штабных двуколок… стоят сани, запряженные парой лошадей... В санях, поперек их, лежит что-то странное и длинное, покрытое серой шинелью, из-под которой торчат одни только закостеневшие ноги в теплых носках...

Приподнимаем шинель...

Молодая голова с лицом, изуродованным pyкой мучительной смерти, откинута назад и свешивается с саней. На лице, на pyкax и на истерзанном теле бродят уже неровные, серо-синие пятна, страшная печать разложения. На руках - ряд глубоких надрезов, причиненных, очевидно, тупым ножом, штыком, или, быть может, зазубренной саблей. Вместо живота – кровавая пропасть с вывалившимся наружу внутренностями.

Но и это еще не все...

На том месте, где были половые органы несчастного – глубокая дыра с изъязвленными краями...

По рядам людей, обступивших сани с трупом, пролетает глухой ропот возмущения:

- Душегубы... Убивцы... Мучители...

- Не пройдет вам это даром...

- Грех-то какой, прости Господи... Подумать только... Человек человеку... и вдруг «такое» сделал...

Я тотчас ушел...

Ведь и мгновения достаточно для того, чтоб он запечатлелся в душе неизгладимыми знаками, которые всю жизнь будут звучать призывом к расплате».

В штабе было проведено дознание, информация по которому приведена ниже.

«Дознание: по делу об изуродовании чинами германской армии тела драгуна эскадрона Ее Императорского Высочества, 3-го Драгунского Новороссийского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Владимировны полка Бритвина.

Бритвин Афанасий Алексеевич, происходит из крестьян Вятской губернии, Орловского уезда, Коврижской волости, деревни Зайцы. Вследствие устного приказания временно Командующего 3-м Драгунским Новороссийским Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Владимировны полком мною произведено дознание по делу об изуродовании немцами трупа драгуна эскадрона Ее Императорского Высочества Бритвина.

Младший офицер эскадрона Ее Высочества того же полка корнет фон Траутфеттер Павел Эрнестович, 26 лет, показал: «Я временно командовал эcкaдpoнoм. 7-го марта 1915 года мой эскадрон был разослан в разъезды, и при мне остался лишь первый взвод. Командир полка приказал мне отправиться в разъезд с этим взводом, указав направление разведки. При наступлении темноты, дойдя до конечного пункта, я решил заночевать, в виду темноты и сильной вьюги, выбрав для ночлега деревню Аукштакальке. На рассвете следующего дня был разбужен подчаском, который доложил мне, что постом замечено 2 немецких всадника, двигающихся в нашем направлении. Для того, чтобы выяснить обстановку, я отправил двух или трех конных людей, в том числе и драгуна Бритвина, навстречу показавшимся немецким всадникам. Подъезжая к противоположной окраине деревни, они были обстреляны с близкого расстояния. Одним из этих выстрелов был легко ранен пулей драгун Бритвин, который и свалился с лошади. Второй дозорный, драгун Егорин, прискакал ко мне с донесением. Я отошел с разъездом из деревни к отдельному хутору, находящемуся в полуверсте за деревней, послав людей узнать, нельзя ли вывезти Бритвина. Taк как против меня было более эскадрона, то выручить его oказалось невозможным. Тогда дозорный поручил местному жителю подробно узнать о том, что случилось с Бритвиным. Через некoтopoe время местные жители прибежали обратно и сообщили моему дозорному, что немцы, затащив Бритвина в избу, взрезали ему живот и pyки, a также вырезали половые органы».

Аналогичные показания дали и драгуны, находившиеся в дозоре с Бритвиным.

Ужасный случай произошел в дер. Хилички Варшавской губернии в октябре 1914 г. Немцы сожгли заживо русского стрелка, предварительно связав ему ноги. Офицеры и вольноопределяющиеся, оказавшиеся после ухода немцев в Хиличках, обнаружили обуглившийся труп - под последним сохранились остатки костра и масса гильз от разорвавшихся патронов. Обстоятельств пытки установить не удалось – но по предметам обмундирования и снаряжения выяснили, что это был русский стрелок. Связанные ноги и остатки костра оказались красноречивее слов.

Был сожжен германцами русский солдат и в декабре 1914 г. у Дарейма (Восточная Пруссия). До 8 германских солдат, схватив заблудившегося русского бойца, раздели его донага и, сложив костер, поставили его в последний.

Документ зафиксировал и ужасный случай массового сожжения русских воинов 18 февраля 1915 г.: немцы, захватив 30 раненных русских солдат, поместили их в дом, который, уходя из поселка, подожгли. Большая часть раненных (спаслось только 10 человек), которые не могли самостоятельно передвигаться, сгорели заживо.

Был сожжен заживо и безымянный русский казак – прямо возле дороги, по которой гнали пленных. Местные жители сообщали - как дико кричал несчастный на костре, который для него сложили «цивилизованные» варвары 20-го века.

Показания ефрейтора Шпилевого и рядового Тихенко позволили установить факт бросания пленных русских в реку Сан: поднимая на штыки, австрийцы швыряли пленных в реку.

Хладнокровно добивались раненные русские солдаты и на поле боя.

Так, рядовой 102-го пехотного полка Павел Кравченко, после неудачного боя 26. 08. 1914 г., будучи ранен, остался лежать на поле боя. И на его глазах германцы, захватившие в плен остаток его роты, выстроили пленных – а затем всех расстреляли. Раненный лежал на этом поле 2 суток и стал свидетелем того, как германские солдаты осматривали лежавших русских - и тех, кто были еще живы, закалывали штыками.

Другой боец сообщал: «При наступлении нашем на неприятельские позиции, от которых отступали австро-германские войска, в нескольких шагах за оставленными неприятелями окопами, мы обнаружили 18 трупов наших разведчиков - нижних чинов Финляндского пехотного полка. Трупы эти были покрыты колотыми ранами и черными пятнами, по-видимому, от ударов прикладами; у некоторых из убитых были выколоты глаза и отрезаны уши, у других распороты животы и отрезаны половые органы. Вид убитых был ужасен, тем более, что лежали они почти обнаженными, без брюк и сапог, которые были сняты и унесены неприятелями».

Бывало, что русских раненых немцы закапывали заживо.

Из показания рядового Я. М. Луковникова: «Я был ранен разрывной пулей в левую ногу в бою с германцами 23 сентября 1915 года под Вильно. Лежа на поле битвы, я видел, как германские солдаты подняли тяжело раненного в плечо солдата моего полка, положили его на полотнище от палатки и отнесли к яме, в которую закапывали умерших. Несмотря на крики раненого, его бросили в яму с трупами и засыпали землей. Я ясно слышал его стоны из-под земли».

И случаев, аналогичных вышеизложенным – очень много.

И не зря пленный лейтенант австрийского пехотного полка на допросе 06. 06. 1915 г., сообщив что его дивизия, уже 2-й месяц действующая совместно с германцами (в основном - прусской гвардией), говорил – что если б русские знали, какие мучения и страшная смерть ожидают многих из них, то живыми бы в плен они не сдавались. Лейтенант вспоминал, как в апреле-мае (при отходе русских к р. Сан и далее) к нему неоднократно прибегали его солдаты (чехи, русины и поляки) и в ужасе сообщали, как по соседству германские и частично австрийские солдаты занимались истязанием русских пленных - последних замучивали до смерти. Лейтенант спешил по указанному направлению и видел жуткие картины - трупы обезображенных, изуродованных русских солдат. На вопрос офицера германские солдаты объясняли, что выполняют приказы командиров. Германские же офицеры заявили, что «так» следует поступать со всеми русскими пленными - ведь только озверевший солдат сражается хорошо, и следует упражнять жестокость на пленных. Лейтенант, отмечая, что видел десятки трупов замученных русских солдат на сравнительно небольшом фронте, говорил: сколько трупов истерзанных пленных русских разбросано по территории всей Галиции - страшно подумать.

И тем более, не стоило попадать в руки противника сестрам милосердия. Судьба сестры 6-го головного рижского перевязочного отряда является ярким тому доказательством. Как гласит документ, сестра Петровская случайно попала в германский плен в Курляндии, а затем «была найдена в бессознательном состоянии в лесу, в окрестностях города Шавель, одним из наших отрядов, доставившим ее в госпиталь... Взяв в плен, германцы отвезли ее на подводе в oкопы... Здесь ее раздели донага и в течение 1,5 недель издевались над нею, насиловали ее десятками и сотнями, причем в этом принимали участие не только нижние чины, но и офицеры германской армии... Больная жалуется на боли внизу живота... Температура поднялась до 42 градусов, боли в животе усилились, появилась рвота. Развилась полная картина воспаления брюшины и клетчатки, окружающей матку... с больной случился первый припадок, выражающийся в сильных тонических судорогах во всем теле, запрокидывании головы, длительном помрачении сознания... Во время одного из позднейших, часто следовавших один за другим припадков, больная часто повторяла фразу: «Боже мой, за что вы меня мучаете, лучше убейте меня». Ко всему этому надобно прибавить, что несчастная заражена роковой болезнью».

Противник попрал законы и обычаи войны. Причем это касалось не только военнослужащих, но и мирного населения – что мы увидим в следующей статье цикла.

Продолжение следует